Несмотря на отсутствие реки и довольно равнинное расположение, село Шовское с несколькими окрестными лесными массивами и множеством плодовых садов на усадьбах жителей считалось дачным местом. Как писал в начале 1880-х гг. современник, «нельзя умолчать и о том, что многие богатые жители города Лебедяни приезжают в эти сады на летний сезон лечиться и подышать приятным воздухом» [1].
Наверное, самыми богатыми и известными дачниками второй половины XIX в. в Шовском были Игумновы. Потомственный почётный гражданин Николай Иванович Игумнов, его жена Клавдия Васильевна и дети Николай, Сергей, Константин и Елизавета снимали летнюю дачу в Шовском более двадцати лет – с середины 1870-х гг. до конца 1890-х гг. По некоторым сведениям, они жили в усадебном доме помещиков Дурасовых.
Клавдия Васильевна Игумнова.
Фото 1889 г.
Николай Николаевич Игумнов.
Фото 1891 г.
Елизавета Николаевна Игумнова.
Фото конца XIX в.
Сергей Николаевич Игумнов.
Фото 1889 г.
Константин Николаевич Игумнов.
Фото 1886 г.
Игумновы принадлежали к одному из лебедянских купеческих родов и считались одной из самых культурных семей в городе. Основателем лебедянской династии был прадед Николая Ивановича - данковский купец Иван Ефимович Игумнов (1747-1828), переехавший в Лебедянь с семьей сыновей уже в пожилом возрасте на рубеже XVIII и XIX вв. Основным предметом торговли Игумновых изначально был бакалейный, москательный [2] и чёрный [3] товар. Со временем, доверив торговое дело сыновьям, Иван Ефимович стал старостой им же построенной на городском кладбище каменной Преображенской церкви. Как писал в своих воспоминаниях С.Н. Игумнов [4], купец немного писал масляными красками, и в храме имелось несколько икон его кисти. Умер Иван Ефимович в конце 1820-х гг. в глубокой старости, вскоре после рождения своего правнука.
Николай Иванович Игумнов (1823-1898) родился 9 марта 1823 г. в семье Ивана Ивановича Игумнова и его жены Елизаветы Терентьевны (ур. Тарасенковой) - дочери бывшего коломенского крестьянина, ставшего московским купцом. Он был третьим ребёнком в большой семье, а считая лишь выживших, старшим. Николай начал рано обучаться грамоте. В пятилетнем возрасте поступил в уездное училище и уже через год получил «Похвальный лист», выданный «ученику пред-уготовительного класса» за «добропорядочное поведение и очень хорошие успехи, оказанные в течение года». Потом брал уроки в Тамбове у учителя духовного училища, который кроме счёта обучал его основам латинского и французского языка, музыке, но главным образом русской словесности. Он знал ноты, имел хороший слух и даже в пожилом возрасте иногда подбирал на рояле мотивы, чаще духовные, и даже сочинил две-три пьески: польку-мазурку, вальс и ещё что-то.
Стоит отметить, что Николай Иванович Игумнов купцом в полном смысле этого слова уже не был. И хотя в молодости ему ещё приходилось ездить со всякого рода торговыми поручениями из Лебедяни в Москву и Таганрог, где закупались колониальные товары, оливковое масло, чай, а также местное донское и цимлянское вино, уже ко времени женитьбы он от торговли отошёл.
Николай Иванович был человеком разносторонних интересов. Несмотря на относительно низкий культурный уровень местного общества того времени и на захолустье, которое представляла уездная Лебедянь, он интересовался литературой, читал и обменивался подшивками журналов («Московитянин», «Отечественные Записки») с троюродным братом, Николаем Петровичем, жившим на мельнице в 15 верстах от Лебедяни, спорил с ним о достоинствах статей, в особенности о критике Белинского. Да и сам не был чужд литературного творчества: написал в молодости романтическую повесть «Свадьба» и три тетради стихов (большинство из 68 написанных им стихотворений были о любви, почти всегда неразделенной и непонятой). И хотя свои литературные опыты он ещё в юности круто оборвал, шуточные, шаловливые стихи у него всё же временами прорывались даже в пожилом возрасте. Чтение газет, журналов и книг (с возрастом чаще духовных) оставалось одним из его любимых домашних дел до конца жизни.
Дома Игумновых на Дворянской улице в Лебедяни.
Открытка начала ХХ в.
К 1850-м гг. после раздела огромной семьи, состоявшей из двух братьев - стариков с тремя сыновьями и шестью уже взрослыми внукам, не считая женщин, отец Николая Ивановича Иван Иванович Игумнов с семьей переехал в «новый дом», недавно выстроенный на Дворянской улице по соседству со старой усадьбой. Вскоре после этого Николай Иванович женился и после последовавшей одна за другой смертями отца и деда стал главой семьи. В то время Игумновы владели несколькими мукомольными мельницами на Дону и более мелких реках уезда, снискав славу «мучных королей». Однако, передав бразды правления мучным делом своему брату Петру, Николай Иванович всецело посвятил себя общественной деятельности.
Н.И. Игумнов трижды избирался городским головой (1857-1860 гг. и 1863-1868 гг.) и пользовался большим уважением среди лебедянцев. Впоследствии, до середины 1890-х гг. он состоял гласным городской думы и земского собрания, состоял членом училищного совета, а с 1867 г. и до смерти был почётным мировым судьей.
Николай Иванович активно занимался благотворительностью. В 1868 г. ходатайствовал перед Тамбовским губернатором об открытии в Лебедяни Купеческого клуба и финансировал его благоустройство. Зимой 1891 г. устроил в городском саду каток для лебедянской молодёжи, а во время голода 1891-1892 гг. открыл несколько бесплатных столовых для крестьян [5].
Значительные свои средства Николай Иванович тратил на подаяния бедным и нищим, раздавая, особенно перед большими праздниками и в поминальные дни, по мелочам в виде милостыни десятки рублей. Настоящее паломничество к нему бывало за подаянием натурой, хлебом. При этом в хозяйстве он бывал строг и не любил, когда деньги у него выпрашивали его собственные работники (и особенно незаработанные или на пьянство), что, впрочем, не мешало некоторым из них получать от него постоянную (периодическую в течение многих лет) помощь.
Но больше всего внимания, времени и личных средств Николай Иванович отдавал Ново-Казанскому собору [6], старостой которого был непрерывно с 1855 г. и до самой смерти в 1898 г.
Новый Казанский собор в Лебедяни.
Открытка начала XX в.
Все улучшения и украшения храма за это время были сделаны его стараниями и, в значительной степени, на его средства. В «Адресе», который благодарные прихожане Собора вручили Игумнову вместе с иконой Казанской Божьей Матери в честь 40-летия его непрерывной службы церковным старостой 16 апреля 1895 г., говорилось:
«… Столь долговременная служба уже сама по себе свидетельствует о полном доверии и глубоком уважении прихожан к вашей деятельности... и то, что выборы в старосты Собора издавна делались лишь ради соблюдения формы, так же свидетельствует о нашей уверенности, что никто из нас, служа ктитором, не сможет приносить церкви такой пользы, какую приносили и приносите вы. У вас замечательно-верное понимание церковного благолепия и изящый вкус соединяются с превосходным умением вести церковное хозяйство, редкой энергией, примерным усердием и любовью к своей службе и истинно христианской готовностью жертвовать из своих личных средств на благоустроение храма. Что эти слова не лесть, а совершенная правда, легко доказать самым кратким перечислением лишь наиболее важных улучшений в Соборе, произведенных во время вашего служения. При вступлении вашем на службу ктитора, теплый храм был очень тесен, холодный, главный, не был отделан, а только оштукатурен, и в нем был лишь один алтарь. Благодаря вашему неусыпному старанию теплый храм увеличен на одну треть его величины пристройкой с притвором (1867 г.), холодный окрашен масляной краской, расписаны купола, стены, на них картины в рамах пять художественных образов, все работы академика Мягкова (1861 г., личных средств 2 464 руб.); в холодном храме устроен второй алтарь (в 1857 г., личных средств 1 000 руб.), отлит колокол в 521 пуд (в 1853 г., личных средств 4 394руб.), впоследствии перелитый вследствие образовавшейся трещины вновь с прибавкой 200 пудов (1876 г., личных средств 3 000 руб.); заново сделаны два иконостаса с новым художественным обрамлением в теплой церкви (1882 г., личных средств 4 000 руб.).
Благодаря вашим стараниям храм наш принял столь благолепный вид, что вызывает изумление всех приезжающих в наш город. Одних официально известных ваших пожертвований в пользу Собора значится более 17 000 руб., пожертвования же со стороны прихожан, надо признаться, были незначительны. Таким образом, можно сказать, что если построением собора Лебедянь обязана незабвенному вашему деду (двоюродному, Степану Ивановичу) то его расписанием и украшеием он обязан вам. Считаем своим священным и приятным долгом мы, прихожане, выразить вам сердечную признательность и в знак нашей благодарности и глубокого уважения просим принять икону Казанской Божьей Матери…»
Исполняя обязанности старосты собора и будучи довольно набожным, Николай Иванович посещал все праздничные службы, отлично знал порядок богослужений, так что иной раз сам учил священников.
И хотя Николай Иванович любил приодеться, считая это элементарным требованием порядочности, человеком общества он не был. Даже в старости посещая спектакли, а ещё раньше и клубные вечера, он находил мало точек соприкосновения с другими людьми. Он не танцевал, не играл в карты, считая даже игру в дурака чуть не богопротивным делом, и всю жизнь не мог терпеть водки. При этом Николай Иванович был выше окружающих по развитию и культурности, а потому в обществе был чуждым.
В Шовское Игумновы уезжали на всё лето. Несмотря на то, что в городе не было никого, кто бы не знал Игумнова, близких друзей и домашних знакомств у него не было. Исключение составляла лишь семья брата Петра и ещё с две-три семьи друзей жены. Поэтому в Шовском гости у Игумновых были крайне редко, так что даже Николай Иванович не выдержал и написал вот такой шуточный экспромт:
На денечек, хоть один,
Кто-нибудь бы из мужчин,
Хоть из пьющих иль непьющих
Посетил бы здесь живущих.
Угостить чем есть: вино,
Водка, пиво и мадера,
Все давно припасено
Для любого кавалера.
Но никто - вот в чем беда
Не заглянет к нам сюда.
Если б к нам явилась дама,
Будь ровесница Адама,
Рады будем даже ей.
Просим милости – скорей!
Основной собеседницей Николая Ивановича оставалась его жена. Клавдия Васильевна была под стать мужу. Она была из семьи серпуховских купцов Игнатовых, воспитывалась в Москве в пансионе Севенер и вышла замуж сразу после его окончания 16-летней девушкой. В молодости она много выезжала, танцевала с особенным успехом польку-мазурку, но кокетством никогда не занималась и легкомысленных разговоров себе не позволяла. Клавдия Васильевна была довольно высокого роста, слабого сложения, с покатыми плечами, худая, бледная шатенка, с серыми глазами, высоким лбом и большим ртом.
Заболев воспалением лёгких после рождения первого ребёнка, она всю жизнь сильно страдала от этой ставшей хронической болезни. Выручило лишь лечение кумысом, для чего был приглашён татарин с кобылицей. Жеребёнок этой кобылицы вырос в прекрасную тысячную лошадь тёмно-бурой масти с белой лысиной, названный по положению молочного брата Клавдии Васильевны «Братцем». Эта замечательно статная, умная и смирная лошадь с хорошим ходом обслуживала семью Игумновых 15 лет. Поэтому её гибель в 1875 г. стала для семьи большим огорчением. В знак уважения к погибшему «Братцу» его похоронили, не сдирая шкуры на так называемых «Бычьих ямах» в Шовском.
На своей даче, которую Игумновы чаще называли «Хутор», они жили до поздней осени, наслаждаясь не только свежим воздухом и тишиной, но и цветами. Надо сказать, что вся семья Игумновых, и особенно Николай Иванович, были большими любителями цветов, и с возрастом эта любовь только усиливалась. В Шовском весь палисадник перед домом, где они жили, был превращён в сплошную корзину цветов, и зимующих, и однолетних. И всё это «сияло красотой и благоухало до одури».
Рисунок дачи Игумновых в Шовском.
Из архива семьи В.Я. Ром
Весной цветы из теплицы в Шовском привозили в городской дом Игумновых в Лебедяни. Чайные и другие розы, лакфиоли ещё больше украшали дом, парадные комнаты которого были сплошь заставлены по наружным стенам растениями и в кадках, и в горшках, и на подоконниках, и на особых подставках, и прямо на полу. Дом Игумновых был полон цветов. Здесь были и растения попроще – драцены, фикусы, китайские розаны, кактусы, и финиковые пальмы, кипарисы, огромные филодендроны, и цветущие гиацинты, тацеты (нарциссы букетные), тюльпаны, нарциссы.
Клавдия Васильевна больше любила душистые: резеду, люпин, душистый горошек, а также хвойные деревья, особенно сосны. По её настоянию в Шовском за домом на небольшом участке неплодородной земли, с трёх сторон окаймлённом лесом, была посажена сосновая роща. К сожалению, больших деревьев Игумновы не дождались. В 1898 г., когда умер Николай Иванович, деревья в их сосновой роще были чуть выше человеческого роста. На следующее лето Игумновы на свою дачу уже не приезжали. Старший сын Игумновых – Николай – в то время работал в Москве юристом. Средний – земский врач Лебедянской больницы Сергей – переезжал в Херсонскую губернию, приняв предложение работы санитарным врачом от местного земства. Младший Константин в этот год стал профессором Московской консерватории и стоял на пороге своей славы великого пианиста и педагога, ездил с концертами по России и странам Западной Европы. Тем не менее, время проведённые детьми Игумновых в Шовском, на природе, в крестьянской среде, оставили глубокий след на всю жизнь и во многом определили их дальнейшую судьбу.
* * *
Сергей Николаевич Игумнов (1864-1942) родился 25 сентября 1864 г. и был вторым ребенком в семье Николая Ивановича и Клавдии Васильевны Игумновых (после старшего брата Николая). Окончив в 1881 г. лебедянскую прогимназию, он поступил в пятый класс Первой Московской классической гимназии, жил вместе со своим старшим братом Николаем, посещал с ним театр, оперу, симфонические концерты, впервые увлёкся живописью передвижников, познакомился с произведениями известных писателей. В 1884 г. Сергей Николаевич поступил на медицинский факультет Московского университета.
Ещё в Шовском Сергей, несомненно, проводил много времени с крестьянскими ребятишками, бывал в домах местных жителей и хорошо знал, в каких бытовых условиях живут его земляки. В университете он ещё больше утвердился в мысли, что многие заболевания зависят от среды обитания и что лечить надо не больного, а условия, в которых он живет. Поэтому, когда для С.Н. Игумнова пришло время определиться со специализацией, будущий врач легко принял решение. Отсталость здравоохранения и тяжёлые санитарные условия в провинции, высокая заболеваемость и смертность населения в то время заставляла многих молодых врачей ехать работать в уездные земства. Дух времени и стремление приносить пользу людям определили и его выбор. По окончании университета в 1889 г. С.Н. Игумнов поступил врачом в земство родного уезда.
Считалось, что «деятельность земского врача может принести полную и существенную пользу только при обширном знакомстве его со всеми сторонами народной жизни: он должен быть знаком с условиями местности своего участка, с гигиенической обстановкой местных жителей. Только при таком всестороннем знакомстве с народной жизнью ему сделаются вполне ясны причины многих болезней, господствующих в той или другой местности; только при этом условии земский врач будет не случайным врачевателем случайных недугов, а истинным врачом-гигиенистом».
За свою почти десятилетнюю работу в Лебедяни ему и его коллегам, двум другим выпускникам Московского университета Д.Н. Леонову и А.И. Вигрену удалось многое сделать. При них деятельность земства оживилась, всколыхнулось и общественное мнение.
Здание лебедянской земской больницы.
Открытка начала ХХ в.
Имевшиеся в то время в Лебедянской земской больнице 20 коек для мужчин и 10 для женщин редко пустовали. Так по сведениям 1895-1896 гг., в отчётном году в больнице лежало 333 мужчины, 200 женщин и 68 детей до 15-летнего возраста. Из-за нехватки мест, больница принимала лишь тяжелобольных. Запущенность болезни осложняла лечение. Случались и смертельные исходы. Однако врачи боролись за жизнь каждого. За год врачами было сделано 80 более или менее значительных хирургических операций [7]. За исключением одной, все были с хорошим исходом. Все операции проводились в палатах до тех пор, пока, по инициативе молодых врачей, в угловой ротонде не устроили «отдельную комнату для производства операций» [8].
В конце XIX в. удалось организовать инфекционное («заразное») отделение, тем самым, отделив заразных больных от всех остальных пациентов больницы. Значительных усилий потребовала от Игумнова борьба с голодом, со страшными эпидемиями холеры, тифа, охватившими уезд в 1890-1892 гг. [9] В это время он пишет свою первую работу «Краткие сведения о холере и мерах предохранения от нее», вышедшую в Лебедяни в 1892 г. Во время одной из эпидемий Сергей Николаевич заболевает сыпным тифом, заразившись от больного, долго и тяжело болеет. А в результате осложнений почти полностью теряет слух [10]. Позже из-за этого активную медицинскую деятельность ему приходится оставить.
В 1892 г. в Лебедяни в семье С.Н. Игумнова и его жены Ольги Львовны (ур. Гельфрейх) родилась дочь Татьяна (будущая участница театральной студии МХАТ Е. Вахтангова, советская писательница).
После смерти отца Сергей Николаевич покидает Лебедянь. По приглашению Херсонского губернского земства он с января 1900 г. становится санитарным врачом по Александрийскому уезду, где постепенно также завоевывает авторитет организатора и специалиста. Затем следуют три года работы в Московском губернском земстве. Сергей Николаевич работает земским врачом в Звенигороде – там, где незадолго до этого врачом был уже известный писатель А.П. Чехов.
Сергей Николаевич Игумнов.
Фото 1900-х гг.
В 1904 г. Игумнов с семьёй переехал в Харьков, где он стал работать заведующим санитарным бюро Харьковского губернского земства и преподавать в фельдшерской школе. Работу Сергей Николаевич сочетал с публицистикой, написав более 400 газетных и журнальных статей, а также публикаций в специальных изданиях (в основном на тему о положении земской медицины в России).
Помимо прочего Сергей Николаевич писал стихи. В 1911 г. и 1915 г. в Харькове вышли два его поэтических сборника. В первом наряду с философическими стихами о природе в романтически-возвышенном стиле (в своих неопубликованных воспоминаниях автор писал, что «чувство природы» рождало в нём «ощущение ... мирового единства») были и обличительно-сочувственные - о горестях народных. Рецензенты отмечали «сердечность, теплоту и искренность» его стихов [11].
Сеятель
Беспредельная равнина
Подпирает небосклон,
В жневьях тощая скотина
Пар сохой изборождён.
И по нём по комьям серым
С непокрытой головой
Ходит дед в рубахе белой
Лысый, с длинной бородой.
Он в лаптях, кошолка с рожью
На груди висит его,
И кидает в славу Божью
В землю матушку – зерно.
Взгляд торжественно суровый
И молитва на устах.
Ведь надежда в хлебец новый
Вся тут в этих семенах.
И идёт походкой грузной
Сея жизнь стране родной,
Богатырь, кормилец нужный,
В поле брошенный судьбой.
Среди неопубликованных произведений С.Н. Игумнова более десяти тетрадей – стихи, рассказы, сказки, воспоминания, роман в письмах «Томящаяся душа» (1918), несколько пьес. Им были написаны также обширные статьи о Ф.М. Достоевском, А.И. Островском, И.С. Тургеневе, В.Г. Короленко, исследование «Интеллигенция и общество. По поводу «Вех» (около 50 листов).
С детских лет Сергей Николаевич Игумнов
любил проводить время на загородной даче.
С женой Ольгой Львовной на даче знакомых.
Фото 1913 г.
С.Н. Игумнов приветствовал Февральскую революцию 1917 г. за свержение «старой власти, не способной справиться с огромными задачами настоящего времени» [12], но Октябрьскую революцию не принял. Тем не менее, и после 1917 г. Сергей Николаевич продолжал честно выполнять свою работу. В 1921 г. он был избран профессором Института народного хозяйства по кафедре правовых основ общественной санитарии, читал курс по санитарной статистике, занимался изучением истории земства, написав книгу «Очерк развития земской медицины в губерниях, вошедших в состав УССР, в Бессарабии и Крыму» (Киев, 1940).
До последних дней Сергей Николаевич переписывался со своим младшим братом Константином, с которым он был очень близок и на которого оказал большое влияние. Покинув Лебедянь, С.Н. Игумнов часто возвращался к ней в своих воспоминаниях, в которых описал некогда большую семью Игумновых и лебедянскую жизнь до революции.
К старости Сергей Николаевич совсем потерял слух. Оставаясь с женой в оккупированном Харькове, он был сбит немецкой машиной и умер 25 октября 1942 г. «Ушёл из жизни последний человек, которому, как и мне, была дорога и близка наша патриархальная лебедянская жизнь», - писал о нём его брат К.Н. Игумнов.
Младший сын Николая Ивановича – будущий выдающийся пианист и педагог Константин Николаевич Игумнов (1873-1948) – с самых ранних лет был натурой музыкальной. Он не отходил от рояля, когда кто-либо начинал на нём играть; любил слушать песни. Причём любовь к музыке уже тогда была связана с ещё неосознанным влечением к литературе и с созерцанием природы. Леса, поля, цветы, звёздное небо - всё, что окружало его в детстве, - занимали в его детских впечатлениях и грезах большое место.
Всё это он в избытке находил на летней даче. «С Шовским, - вспоминал позднее Игумнов, - связано моё детство. Моё первое путешествие в Шовское я совершил, когда мне был год. С Шовским связано многое, очень многое ... и первые впечатления от природы, и первые размышления о мире, о назначении человека...»
Именно здесь мальчик впитывал в себя запахи свежей земли, скошенного сена, полевых цветов. Ходил в лес по грибы, ездил на рыбную ловлю, катался на лодке, бродил по заросшему сыроватому саду. Рассказывая в одном из своих ученических сочинений («Вакация 1887 года») о привольной жизни в «утопающем в зелени» Шовском Игумнов восторженно писал: «Хорошо летом в деревне, особенно если встанешь пораньше! И дышится-то как-то легче, и какое-то радостное чувство овладевает тобою. Из лесу раздается пение птиц и монотонное кукование кукушки. Тихо. Лес едва шумит. В доме ещё все спят. Со двора раздается пение петухов и далеко разносится и по лесу, и по саду. Спешишь обежать до чая и сад и лес; приходишь домой усталый, но довольный и счастливый. А что может сравниться с удовольствием пить чай на свежем воздухе или варить кашу в лесу? А вечер? Он чуть ли ещё не лучше утра. Пение птиц мало-помалу замолкает. Природа погружается в сон. Гулко раздается всякий звук в ночном воздухе и далеко разносится по окрестностям. Из села доносится лай собак. Лес как бы заснул. Сквозь деревья выглядывает луна. Наконец она выходит из-за леса и озаряет все своим мягким голубым светом. Только лес остается, в тени... В селе давно уже всё спит. Лишь в одном нашем доме ещё светится огонёк. Заснул и пруд перед домом. Точно в зеркале, отражается в нём лес, и луна, и звезды...»
Благодаря родителям, Константин, как и оба его брата и сестра, получил хорошее воспитание и образование. Как только позволил возраст, мальчика отдали в Лебедянскую прогимназию. Отец, не считаясь с материальными затратами, систематически следил за расширением кругозора своих детей и особое внимание уделял художественному и интеллектуальному развитию младшего сына. Стараясь по возможности развить его музыкальные способности, отец доставал и выписывал всё, что было можно: книги научные и художественные, журналы, вплоть до «Музыкального обозрения», ноты, не только фортепианные, но и оперно-симфонические, лично следил за его занятиями на фортепиано; пригласил для его воспитания гувернантку, имевшую приличное музыкальное образование.
Уроженка Риги, Алина Фёдоровна Мейер была человеком хотя и по-домашнему, по-любительски достаточно образованным, в меру сентиментальна, в меру добра, немного играла на фортепиано. В течение почти десяти лет она, в сущности, была для Кости единственной учительницей музыки.
Безусловно, много для общего развития сына сделала его мама, создавшая в семье ту уютную атмосферу, которая столь благотворно отразилась на общем складе его личности. Но она, как свидетельствует сам Игумнов, не была музыкально одарена и в музыкальных занятиях сына ни руководителем, ни помощником быть ему не могла.
Художественному развитию юного Кости способствовал его дядя, родной брат отца - Иван Иванович Игумнов, который играл на рояле и когда-то даже собирался поступать в консерваторию. Вероятно, дядя первым распознал в мальчике незаурядное музыкальное дарование и хотя умер, когда Игумнову было всего лишь одиннадцать лет, сумел оказать на него благотворное влияние.
Не прошла бесследно для восприимчивого мальчика и художественная одаренность других членов семьи. Хорошим музыкальным слухом и памятью обладал его старший брат, Николай Николаевич. Он понимал и любил музыку, был большим любителем итальянского пения. Однако, большая разница в возрасте братьев (почти двадцать лет) и увлечение Николая юриспруденцией - областью, всегда остававшейся чуждой натуре К.Н. Игумнова – не давали им сблизиться ещё больше.
Несравненно большее влияние имел на Константина второй брат, Сергей Николаевич, который был старше его всего на девять лет. Как вспоминал сам Игумнов, именно с ним вёл он первые беседы обо всех волновавших его в ранней юности вопросах, именно к нему испытывал в ту пору чувство духовного родства: «Мои первые беседы были с ним... Когда я был мальчиком 13-14 лет, летом после ужина мы всегда с ним гуляли по цветнику (у нас был очень хороший цветник, так как отец любил цветы), рассматривали звёздное небо, говорили, говорили... Он был человек с большими художественными интересами, очень любил Природу, стихи... В этих беседах у меня с ним была полная близость...»
Афиша благотворительного концерта
2 января 1881 г.
Первое публичное выступление К. Игумнова состоялось в Лебедяни, когда ему шёл восьмой год. Это был благотворительный концерт в пользу бедных города, организованный отцом и дядей Игумнова в январе 1881 г. Костя исполнил фантазию из оперы Верди «Трубадур».
Осенью 1886 г. Игумнов снова участвовал в благотворительном концерте. На этот раз его выступление было более серьёзным: он играл увертюру Бетховена «Эгмонт», Шестую венгерскую рапсодию Листа и знаменитую в свое время пьесу Калькбреннера «Сумасшедший». Помимо самого Игумнова и его преподавательницы в концерте принимали участие местные любители музыки - М.Е. Тучанская, А.И. Пескова, В.В. Кириллович, В.К. Смирнов и другие. Присутствовавшая на том концерте М. Моршанская вспоминала: «Помню себя гимназисткой. В то время я отдыхала летом в Лебедяни. Мы с мамой пришли на концерт учеников прогимназии. Сильное впечатление произвел на меня высокий, худощавый юноша. У него среди длинного лица выделялся орлиный нос. Меня поразила его игра: длинные музыкальные пальцы, согнутая фигура Константина Игумнова, казалось, сама была музыкальным органом, извлекавшим из фортепьяно с большой виртуозностью чудные звуки музыки».
Большой успех выступления Кости заставил родителей серьезно задуматься о его дальнейшем музыкальном образовании. Поздней весной 1887 г. Костя Игумнов окончил четырёхклассную лебедянскую прогимназию и всё лето провёл с родителями на даче в Шовском. В августе он уехал в Москву, где жили его старшие братья Николай и Сергей. Родители определили мальчика в пятый класс Первой московской классической гимназии - одной из лучших казённых гимназий.
С 1888 г. по 1894 г. Константин Игумнов учился в Московской консерватории, которую окончил с золотой медалью. Его имя как выпускника было выбито золотыми буквами на мраморной Доске почёта. Как лучший музыкант в 1895 г. К.Н. Игумнов был направлен в Берлин на Международный конкурс пианистов имени Антона Рубинштейна, где за высокое мастерство исполнения получил Почётный диплом. После конкурса он стал активно и успешно гастролировать.
В феврале 1897 г. Константин Игумнов дал два благотворительных концерта в своём родном городе. Перед лебедянцами предстал артист, уже владевший мастерством пианиста. Интерес был огромный, небольшой зал земства не мог поместить всех местных любителей музыки – большинство стояло у дверей. Один из очевидцев этих выступлений писал в «Тамбовских губернских ведомостях»: «Масленица прошла у нас не в пример лучше прежних лет. Из всех увеселений, которыми в период масленицы пользовалась лебедянская публика, концерт К.Н. Игумнова, известного пианиста, обращает на себя особенное внимание… Великое спасибо К.Н. Игумнову за то, что он не забыл своих лебедянцев и доставил истинное наслаждение местным любителям, на долю которых никогда, быть может, не выпадет подобного рода удовольствие» [13].
А через два года 26-летний Константин Николаевич становится профессором Московской консерватории. С этого времени вся его жизнь отдаётся не только педагогической, но и артистической деятельности. Он объехал с концертами несколько городов России и стран Западной Европы, несколько раз играл в присутствии Л.Н. Толстого, который очень любил игру Игумнова.
К.Н. Игумнов за роялем.
Фото 1940-х гг.
Будучи не только хорошим исполнителем произведений русских композиторов, сочинений западноевропейской классической музыки, он вместе с тем был замечательным педагогом, явился создателем своей, игумновской пианистической школы и воспитал не одно поколение советских пианистов. Все его ученики были мастерами исполнения, победителями многих международных конкурсов пианистов, внося в игру своё, особенное, присущие каждому из них краски.
Свою детскую и юношескую трепетную любовь к природе Игумнов пронёс через всю жизнь. Он мог по голосу определить почти любую птицу, знал, какую погоду предвещают те или иные облака на горизонте. Часто в своём классе в Московской консерватории, в котором занимался почти полвека, он подходил к окну, открывал его, если оно было закрыто, и внимательно смотрел на небо: «Да, сегодня появились другие облака; быть дождю». Или говорил: «А какие сегодня на небе циррусы; не всегда такие увидишь». Подмосковье он знал, как свои пять пальцев. Нередко совершал экскурсии вместе с учениками.
Свою педагогическую деятельность К.Н. Игумнов совмещал с руководящей работой: с 1924 г. по 1929 г. он был ректором Московской государственной консерватории. В годы его ректорства консерватория из замкнутого академического учреждения патриархального склада превратилась в высшее учебное заведение с целым рядом факультетов и повернулась лицом к трудящимся массам. В этом он видел осуществление своей давней мечты о приближении музыкального искусства к широким кругам народа, о более тесной связи музыки с жизнью.
Советское правительство высоко оценило его труд. 1 марта 1940 г. в Большом зале Московской государственной консерватории отмечался юбилей К.Н. Игумнова - 45-летие артистической и 40-летие педагогической деятельности. За выдающиеся заслуги в деле подготовки музыкальных кадров он был награждён орденом Трудового Красного Знамени. Несколько ранее ему было присвоено звание заслуженного деятеля искусств.
В 1942 г. К.Н. Игумнов оказался в Армении. Вместе с группой учёных и музыкантов он проезжал через Ереван в Среднюю Азию. Узнавшие об этом заранее директор Ереванской консерватории Сараджев и братья Г.С. и К.С. Домбаевы за 40 минут, что стоял поезд, смогли уговорить Константина Николаевича остаться в Ереване. С его приходом жизнь на фортепианной кафедре закипела, все хотели у него учиться. Помимо преподавания Игумнов много играл в филармонии, в Доме композиторов, в консерватории. В 1943 г. в Ереване пышно отметили 70-летие Игумнова. Юбилей продолжался три вечера. На первом после торжественной части Игумнов сыграл Первый концерт Чайковского, на втором выступали ученики Игумнова, в третий вечер состоялся сольный концерт юбиляра [14].
После окончания войны, когда жизнь начала постепенно входить в мирную колею, К.Н. Игумнов вернулся в Москву, по которой давно соскучился. Несмотря на ухудшившееся здоровье, он был полон новых планов. Его концертные выступления, педагогическая и музыкально-общественная деятельность получали все более широкое признание.
14 июля 1945 г. в связи с 50-летием концертно-исполнительской деятельности К.Н. Игумнов награждается орденом Ленина. Годом позже ему присваивается звание народного артиста СССР и лауреата Государственной премии. Получая эти награды, Игумнов понимал, что они его ко многому обязывают, что играть он должен ещё лучше, чем раньше. И действительно, концерты, которые он дал на протяжении двух послевоенных концертных сезонов 1945/1946 гг. и 1946/1947 гг. представляли исключительно большой художественный интерес.
К.Н. Игумнов.
Фото 1940-х гг.
До конца своей жизни К.Н. Игумнов не прекращал артистической и педагогической деятельности. Искусству он был предан безраздельно: в нём заключалось его существование. Любовь к фортепиано чувствовалась во всём, что бы он ни делал. Эта любовь составляла сердцевину его жизни, и именно она придавала ей - подчас такой неустроенной и разбросанной, лишённой семейного уюта - строгую законченность и сосредоточенность. Жить для него означало играть на фортепиано, точнее говоря - играть самому и учить играть других: ни годы, ни состояние здоровья не смогли изменить этого. Действительно, без концертных выступлений, без занятий в классе жизнь теряла для него всякий смысл. Разумеется, многое в мире его интересовало, занимало, притягивало. Он увлекался живописью, был её тонким знатоком, любил литературу, театр, любил путешествовать («что может быть увлекательнее этого!»). Ему не были чужды обычные человеческие интересы. Но всегда и всюду он не переставал думать о своем деле. Он был истинно творческим человеком. Вся жизнь его без остатка была отдана служению музыке, пианистическому искусству. В этом служении и заключался смысл его существования.
Будучи больным, Игумнов провёл последний концерт в Большом зале Московской консерватории. Присутствовавшие на этом концерте, состоявшемся 3 декабря 1947 г., отмечали превосходную игру Константина Николаевича. Это была его лебединая песнь. 24 марта 1948 г. Игумнова не стало [15].
До конца своих дней Константин Николаевич бережно хранил небольшой бумажный пакетик с горсткой сухой деревенской земли. На пакетике его рукой была сделана лаконичная надпись: «Земля из Шовского. Бросить в могилу, когда умру». Его желание было исполнено...
К.Н. Игумнов вошёл в историю мировой музыки как один из самых глубоких и самобытных интерпретаторов русской и зарубежной классики. 19 мая 1973 г., в ознаменование 100-летия со дня рождения К.Н. Игумнова, в Лебедяни, на доме, где он родился, была открыта мемориальная доска, впоследствии заменённая барельефом работы скульптора Е. Вольфсона. Именем К.Н. Игумнова была названа лебедянская улица, детская музыкальная школа № 1 в Лебедяни, училище искусств в Липецке.
Бюст К.Н. Игумнова в Лебедяни.
Фото автора, 2015 г.
В мае 2013 г., в 140-летнюю годовщину со дня рождения К.Н. Игумнова, в г. Лебедяни, на Советской улице напротив здания Лебедянской детской музыкальной школы №1 был открыт бюст выдающегося русского пианиста и педагога работы липецкого скульптора В.Л. Челядина. Начиная с 1993 г. каждые два года в Липецке проводится Международный конкурс-фестиваль юных пианистов им. К.Н. Игумнова.
[1] ТЕВ. 1882. № 54.
[2] Химико-москательные товары использовались главным образом для удовлетворения хозяйственных и бытовых нужд.
[3] Чёрные товары предназначались для простонародья и для торговли на площадях.
[4] Здесь и далее: Игумнов С.Н. Воспоминания. 1940-е гг. Рукопись.
[5] Кривошеин Н.В., Рыжков Ю.А. Лебедянская власть за 400 лет. М., 2016. С. 121.
[6] Новый Казанский собор был построен в центре Соборной-Базарной площади Лебедяни в 1828-1836 гг.
[7] Отчёт земских врачей по городскому медицинскому участку Лебедянского уезда за время с 1.09.1895 по 1.09.1896 // Журналы очередного Лебедянского уездного земского собрания. Октябрьская сессия 1896 г. С. 14, 101.
[8] Журналы очередного Лебедянского уездного земского собрания. Октябрьская сессия 1898 г. С. 306.
[9] РГАДА. Ф. 1412. Оп. 2. Д. 519. Л. 48-48об.
[10] Русские писатели (1800-1917). Биографический словарь. Т. 1. М., 1992. С. 399-400; Грандо А.А. С.Н. Игумнов – выдающийся деятель общественной медицины. Киев, 1952.
[11] Утро. 5.10.1911.
[12] Южный край. 3.03.1917.
[13] ТГВ. 1897. № 34.
[14] Гамбарян М. Навсегда любимый учитель. Статьи. Материалы. Интервью. М., 2000. С. 10-11.
[15] По материалам книги Я. Мильштейна «Константин Николаевич Игумнов» и других публикаций.
